«Город Б.» продолжает публикацию ненапечатанной книги Игоря Шермана «Брянское время. Краткий курс истории одной газеты и окрестностей».

Предыдущие главы: I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII

 

Юрий Фаев

С Фаевым я познакомился в конце 80-х после записи телепередачи о проблемах коммунального хозяйства Брянска. Запись проходила в Доме политпроса, при большом стечении народа. Когда народ стал расходиться, ко мне подошел Фаев, сказал, что он заведующий отделом писем «Брянского рабочего», похвалил за то, как я разговаривал с руководителями города. Было это, наверное, за год до того, как мы заговорили о своей газете.

Когда же заговорили, когда выяснилось, что на Левинского мы рассчитывать не можем, Таня Ривкинд предложила поговорить с Фаевым. Юра из «Брянского рабочего» уходить, естественно, тоже опасался. Жена его Лида была просто категорически против — я уже упоминал, что Фаев был в первых рядах очередников на улучшение жилищных условий. Но Юра решился — нам всем и рождающейся газете сильно повезло.

Переоценить вклад Фаева в становление и вообще в существование «БВ» невозможно. Во-первых, он упорно занимался молодежью, и то, что из многих новобранцев редакции получились в итоге хорошие журналисты, во многом его заслуга. Во-вторых, он все время что-то придумывал. Придумал, например, «Детскую комнату» — страничку для подрастающего поколения в «Брянском времени». В-третьих, Фаев поразительно много писал. Любой номер газеты чуть ли не на четверть состоял из его материалов. «Каждый журналист немножечко графоман», — говорил Юрий Васильевич, и неустанно доказывал правоту этого своего утверждения.

Правда, Юра порой бывал нетерпим и даже грубоват, но кто из нас без греха? Да и занятия с начинающими журналистами, если судить по их рассказам, нередко заканчивались беспощадным уничтожением (путем разрывания в мелкие клочья) сочиненного и написанного. Но в данном случае, наверное, важнее результат… Как вам кажется?

Перед президентскими выборами 96-го года в Брянск приехали высокопоставленные дипломаты из посольства Великобритании — второй секретарь и советник-посланник. Побывали они и у нас в редакции. За рюмкой местной водки разговаривали о былом. Советник-посланник рассказал, что он работает в Москве не в первый раз, был дважды выдворен из страны «в те еще годы». Заместитель редактора Юрий Фаев простодушно заметил: «Так вы, наверное, шпион?» Типа, пошутил…

Я необычайно ценил Фаева-журналиста и любил Фаева-человека. Но наше с ним совместное существование отнюдь не было безоблачным. Понятно, что двух редакторов, двух руководителей в более широком понимании, в одной берлоге быть не может. Фаев же, как мне теперь кажется, перерос должность первого заместителя, ему хотелось порулить чисто конкретно.

К моему 40-летию, которое случилось через три месяца после выхода первого номера «БВ», ребята сделали шутливую газету. Для внутреннего, разумеется, употребления. Юра Фаев начал свою заметку так: «Чужой юбилей — лучший повод заявить о себе». Позже мне стало казаться, что в этой шутке, быть может, была изрядная доля шутки.

Почему-то хорошо запомнил, как перед самым дефолтом 98-го года позвонил из дома Фаеву: «Слышал, Ельцин снял Кириенко? По-моему, наступает полный абзац!» Юра моей тревоги не разделил. Через пару месяцев у газеты начались большие трудности с рекламой, то есть с деньгами. Трудности, разумеется, начались у всей страны, рубль подешевел в четыре раза, соответственно, в четыре раза сократилась покупательная способность сотрудников редакции. А увеличить зарплату мы возможности не имели. Когда удалось получить грант Фонда Сороса, Юра поинтересовался, на сколько будут повышены зарплаты. Я ответил, что пока ни на сколько. По-видимому, именно тогда Фаев решил покинуть «БВ».

Каждый год 13 ноября редакция праздновала День выхода первого номера «Брянского времени». Типа, корпоративчик. Отмечали в разных местах, стараясь устроить себе настоящий праздник. По-моему в 95-м, на пятилетие газеты, собрались в «Брянском картофеле», устроили КВН между командами «стариков» и «молодых». Юра Фаев сочинил песню, которую мы, «старики», исполнили хором:

Давайте, братцы, подведем итоги,

Прожитые вот этой крупной шайкой.

Нам только б не сойти на полдороге,

Сказать всю правду, всю без утайки!

Работу любим до зубного хруста.

Мы знаем, что болезни все от нервов.

Ты только не дави нам так на чувства,

Товарищ Шерман, товарищ Шерман!

Пусть вера в нашем сердце не остынет.

Кто ошибется — подмогнем, поправим…

А если кто союз наш вдруг нарушит,

Найдем — задушим… Или отравим!

И ничего не задушили и не отравили, когда в 1999 году (уже отчетливо запахло жареным), Фаев не пришел на планерку, а передал через секретаршу Стеллу заявление об уходе. У Стеллы были круглые глаза: «Как же без Фаева?» Для меня это тоже стало изрядным ударом. По правде говоря, и я плохо представлял себе, как можно делать газету без Фаева. Но — делали еще шесть лет. Конечно, это была уже немного другая газета. Но ведь все на свете течет и меняется, верно?

Юрий Васильевич ушел на должность директора в газету «Десница». Потом долго работал в издательском доме «Провинция», перебрался в Москву, где, собственно, живет и сегодня. Но в Брянске издает журнал «для первых лиц» под названием «Точка! Брянск». Издает, как я понимаю, для заработка, то есть чтобы было на что жить. Никакой журналистики, чистый бизнес. Возможно, теперь ему стали ближе и понятней проблемы сугубо материального порядка.

Любопытно, как сложилась бы судьба Юры Фаева, если бы я в 1990 году не вытащил его из «Брянского рабочего»?

 

Александр Левинский

Еще до Фаева покинул «Брянское время» и Саша Левинский. У него была совершенно иная история. Он тогда ушел не только из редакции, но и из семьи. К тому же, как мне показалось, образовался некий кризис жанра.

Впрочем, первые признаки кризиса обнаружились, может быть, еще тогда, когда Левинский вернулся из полугодичной стажировки в Америке. Саша сам рассказывал, какой культурный шок испытал, попав из России 93-го года в США. А поработав в тамошней прессе, решил, что мы здесь все делаем не так. Пытался настаивать на том, что газета в целом и каждый журналист в отдельности должны быть над схваткой, проявлять абсолютную беспристрастность, не размазывать сопли по щекам, а отстраненно излагать сухие факты.

Наверное, для Америки с ее вековыми демократическими традициями все это верно. У нас же и традиции иные, да и сохранить беспристрастность в большинстве случаев означает просто проиграть. Тем более, если вспомнить, что творилось в стране в 93-м году.

Саша же упрямо настаивал на своем, отчего, как во всяком случае казалось мне, стал сильно проигрывать как журналист. По правде говоря, иной раз казалось, что он пишет свои материалы в обратном переводе с английского…

Кроме того, наметился конфликт между Левинским и Фаевым. Я уже говорил, что Юра был чрезвычайно плодовит, писал много и о чем угодно — о своей знакомой Любе, о соседе с собакой, о распустившихся почках, о пьяницах и хулиганах. Журналисты в «Брянском времени» окладов не имели, получали зарплату в виде гонораров — больше написал, больше получил. Левинский полагал это не слишком справедливым: его журналистские расследования иной раз длились не одну неделю, он никак не поспевал за писучим Фаевым и зарабатывал меньше.

Однажды Саша долго и путано излагал придуманную им систему начисления зарплаты редактору, то есть мне. Там были многочисленные коэффициенты за приобретенное в течение квартала оборудование, рост или падение тиража и за многое другое. В итоге выходило, что моя зарплата должна была увеличиться раза в четыре. Я сказал, что редакция не имеет возможности тратить столько денег — их просто не хватит. Левинский помолчал и сказал: «Хорошо, тогда давай поговорим о моей зарплате…»

Нет ничего удивительного в том, что на определенном этапе жизни газеты сугубо материальные вопросы вышли на первый план. В конце концов, когда еще было сказано, что бытие определяет сознание. Меня, откровенно говоря, удивляло тогда другое. Получалось так, будто злая воля редактора не дает возможности его заместителям удовлетворять их растущие потребности. На самом деле, как мне представлялось, и Фаев, и Левинский имели ровно такое же отношение к материальному благополучию редакции, как и я. Что мы все вместе зарабатывали, только то и могли потратить. Я, кстати, получал никак не больше того же Юры Фаева.

Саша Левинский, уйдя из редакции, занялся туристическим бизнесом, но довольно быстро прогорел. Уехал в Москву, одно время работал в «Известиях», был даже редактором отдела экономики (это после Отто Лациса!), потом редактировал какое-то российское приложение к американскому журналу. Нынче трудится в «Форбсе».

Жаль, конечно, что отцы-основатели «БВ» покинули редакцию в числе первых. Хотя, разумеется, это их неотъемлемое право. Мне сложнее понять другое: вот уже больше 15 лет прошло с тех пор, а ни Юра, ни Саша ни разу даже не позвонили. Ни на мое 50-летие, ни на 10-летие «Брянского времени». Мы же не просто долго работали вместе, мы дружили. У Саши Левинского я был свидетелем на свадьбе, он был моим доверенным лицом на выборах в областной Совет в 1990 году…

Может, я как-то неловко их обидел? Может, они до сих пор мучительно жалеют о бесцельно потерянных годах, проведенных в «Брянском времени»? А возможно, правы те, кто утверждает, будто хуже всего относишься к тому, с кем поступил не слишком порядочно, перед кем ощущаешь неприятное неудобство? Как говорит мой младший внук, жизнь — сложная штука.

Заменить Фаева и Левинского было непросто. Возможно, в определенном смысле вообще невозможно. Но Евгения Чалиян, Валентина Максимяк, Наталья Бочарова, Дмитрий Карпов, работавшие в редакции в довольно сложный период, сделали немало для того, чтобы «Брянское время» продолжало начатое в далеком уже 90-м году дело. В «БВ» по-прежнему было что почитать. Один из читателей предложил нам как-то такой слоган: «Если читать не желаешь вранья, „Брянское время“ — газета твоя!» Согласитесь, не самая плохая рекомендация.

 

Эдуард Костиков

Эдуард Костиков был, может быть, не самой заметной, но совершенно необходимой газете фигурой. Он занимался всевозможными жалобами, которыми полна была в то время редакционная почта, вел пользовавшуюся популярностью рубрику «Хочу все знать», и когда возникал какой-то вопрос, ответ на который никто не знал, обычно говорили: «Спроси у Костикова». Так исторически сложилось, что Эдик стал заниматься и спортивной тематикой, хотя поначалу мне казалось, что он не слишком хорошо в этом разбирался. Скажем, он мог написать «толкнул копье» или «метнул ядро». Но со временем Костиков освоился и даже стал завсегдатаем футбольных матчей.

В 2004 году Эдик ушел в «Брянский перекресток», но проработал там недолго — по его словам, чем-то не угодил Анатолию Теребунову, учредителю этой газеты, а впоследствии заместителю губернатора. Сегодня Костиков служит в театре «Взрослые и дети», который много лет возглавляет его жена.

 

Анатолий Рудницкий

С Анатолием Рудницким мы учились еще во второй брянской школе. После школы вместе ездили поступать в различные театральные училища. Помню, как в 68-м году слушал под дверью в ГИТИСе в исполнении абитуриента Рудницкого широко известную песню «Подари мне лунный камень». В 80-е, когда я работал в комитете по телевидению и радиовещанию, Толик был соавтором и непременным участником ежемесячных сатирических передач.

В 90-м году он преподавал в культпросветучилище. Охотно согласился с моим предложением возглавить отдел рекламы «БВ». Принимал живейшее участие в нашей попытке запустить свой телеканал. Потом стал заместителем редактора, занимался «Клубом Козьмы Пруткова», «Детской комнатой», кроссвордами. Со временем стал прекрасным «улучшателем текстов» — раньше это называлось «литературный сотрудник».

В 93-м или 94-м году у Рудницкого серьезно заболела мать, и практически три года он сидел дома, ухаживая за Диной Львовной, которая когда-то преподавала нам в школе немецкий язык. Не знаю, как бы повернулось дело, если бы Толик продолжал работать в своем «кульке». Но редакция исправно платила ему зарплату — благо, то, чем он занимался, не требовало постоянного присутствия на рабочем месте. Я много раз предлагал Рудницкому нанять за счет «БВ» сиделку для матери, но Толик отказывался, самостоятельно стирая, готовя и ухаживая за лежачей больной.

 

Слава Николаев

Еще одним сотрудником редакции, трудившемся в ней с самого первого дня, был Слава Николаев. Очень неплохой карикатурист, Слава не только иллюстрировал публикуемые материалы (не нужно забывать, что об Интернете тогда мы и не слышали), но регулярно баловал читателей «БВ» комиксами, великолепно разрисовывал «Детскую комнату» — мне не доводилось видеть ничего подобного в других газетах.

Когда редакция располагалась на улице Щукина, с ней соседствовала продуктовая лавка. Наш отдел рекламы — Янтыфович, Бизюкин, Николаев — брали в ней банку «Пищевого спирта», жарили сало в своей комнате и со вкусом закусывали. Запах жареного сала из редакционных коридоров буквально не выветривался. Еще до «БВ» Слава трудился в бригаде, оформлявшей точки общественного питания. Как-то я заехал к нему по делу и застал всю бригаду за странным занятием: они все вместе колдовали над одним стаканом. Оказалось, ребята претворяли в жизнь один из рецептов Венечки Ерофеева «Слеза комсомолки», пытаясь выяснить, возможно ли заменить веточку жимолости вербой…

В середине 90-х Николаев решил съездить в Германию за машиной, да так и остался в Берлине. Работает там в русскоязычной газете, имеет свой сайт, участвует в многочисленных выставках карикатуристов. То есть вышел на вполне себе международный уровень.

 

Леонид Янтыфович

За границами нашей необъятной Родины проживает нынче и Леня Янтыфович. В 1993 году он уехал в Израиль. Первое время писал нам письма, жалуясь на двуличность арабов, описывая достопримечательности города Петах-Тиква и своеобычную тамошнюю закуску — копченые крокодильи хвостики. Потом затих.

С Леней я знаком лет эдак сорок пять. После девятого класса в Дятьково был организован лагерь комсомольского актива «Радужный IV». Туда приехали двое молодых людей из БИТМа — снимать фильм про племя молодое, незнакомое. Одним из них был Леня, фамилию которого мы долго не могли запомнить и звали его просто Леня-оператор. Когда после университета я распределился на завод «Брянсксельмаш», оказалось, что Янтыфович работает в тамошнем конструкторском бюро дизайнером. Кроме зерносушилок, жравших столько керосина, что в кулуарах их предлагалось забрасывать в тыл врага с целью полного его разорения, завод выпускал некоторые товары народного потребления. Как-то: детские грабельки, лопаточки и совочки. Леня оформлял коробочки, в которых эти изделия продавались. Впечатлительного человека изображенные на коробочках детишки могли довести до судорог…

Напротив «Сельмаша», через дорогу, располагалась макаронная фабрика. Янтыфович подрабатывал там художником-оформителем. Я составил ему творческую пару. Как-то перед очередным праздником нам поручили обновить вывеску над воротами предприятия. Просто раскрасить уже существующие буквы. Вывеска располагалась на высоте пяти или даже шести метров. Подогнали грузовик, на кузов поставили лестницу, нам предстояло забраться на нее, держа в одной руке ведерко с краской, в другой — кисточку. Однако выяснилось, что мы с Леней одинаково боимся высоты. Никак у нас не получалось орудовать кистью, стоя на лестнице, по причине предательского дрожания рук и ног. Для выполнения ответственного задания пришлось привлечь какого-то алкаша, расплатившись с ним бутылкой.

В редакции Янтыфович занимался оформлением рекламных полос. Компьютеров в начале 90-х, разумеется, никаких не было, все линеечки, завитушки и цветочки переснимались в типографии на пленку, потом вырезались ножницами и наклеивались на листы астролона. Леня со Славой Николаевым занимались этим увлеченно по два-три дня в неделю, обрастая неформальными типографскими связями…

 

Татьяна Ривкинд

Татьяну Ривкинд и Елену Фрумкину (она же Малярчук, она же Ефименко) как-то неудобно называть отцами-основателями. Пусть будут матерями-основательницами.

Таня — единственный сотрудник «Брянского времени», которая проработала в редакции с первого и до последнего дня. От звонка, как говорится, до звонка, без каких бы то ни было перерывов и пауз. Какое-то время Ривкинд даже исполняла обязанности редактора. Кроме того, Татьяна — тот самый человек, который в далеком уже 1990 году познакомил меня с будущим учредителем «БВ» Геннадием Сытым.

Когда нас впервые посетил Фен Монтень, за накрытым в редакции столом Таня сказала, что она отчасти кореянка. И заметив, как напрягся американец, поспешила уточнить: «Южная кореянка!»

Мы с Таней Ривкинд работали еще в «Брянском комсомольце» в начале 80-х. Как-то ее пригласил редактор «Брянского рабочего» и сообщил, что есть мнение принять ее на работу во «взрослую» газету. Но с одним условием: она должна вернуть себе девичью фамилию Алещенко. Таня категорически отказалась.

Еще работая в «БВ», Ривкинд стала преподавать. Сначала в одной из школ Володарского района, где был так называемый журналистский класс, а потом и в университете. Благодаря ей в редакции вечно крутились какие-то девочки (мальчиков почему-то почти не было), проку от которых было чуть, зато мы узнавали от них много интересного. Например, будущих журналистов предостерегали от сотрудничества с крамольной газетой «Брянское время», один из преподавателей даже намекал на связь «БВ» с нечистой, извините, силой. Другой преподаватель, он же известный брянский журналист и литератор, учил студентов так: приносил кассету с записью своего разговора с Евгением Евтушенко и включал магнитофон. Записи с лихвой хватало на целую пару. «Слушайте и учитесь!» — напутствовал своих воспитанников преподаватель.

 

Елена Фрумкина

Лена Фрумкина тоже принимала самое живое участие в процессе задумывания и осуществления «Брянского времени». Она замечательно писала репортажи, умела разговорить самого нелюдимого человека. Придумала рубрику «В домашних тапочках» — интервью с известными людьми «про жизнь». Помню, после встречи с президентом банка Сигаевой Лена рассказывала: «Потом мы вместе поплакали…»

Но еще лучше Фрумкина рассказывала о том, что видела и слышала. Вернувшись из командировки, Лена обходила всю редакцию, увлеченно пересказывая минувшие события. Когда же через пару часов я читал о том же самом, но уже в письменном виде, мне казалось, что устно звучало интереснее. Возможно, Лена чересчур щедро расплескивала накопленные эмоции в живом общении, и ей просто не хватало их для дальнейшего письменного изложения.

Через пару лет после начала «Брянского времени» Фрумкина ушла в пресс-службу УВД зарабатывать квартиру. Очень быстро осуществила задуманное и вернулась в редакцию. Но оказалось, что милицейская служба наложила на нее неизгладимый отпечаток. Пропала замечательная Ленина легкость изложения, а главное, как мне показалось, иссякло неукротимое желание находить любопытное в окружающей действительности и делиться найденным со всеми-всеми. Ничто, наверное, не проходит бесследно?

Фрумкина трудилась в «Деснице», «Брянском рабочем», занималась рекламой мясокомбинатовской колбасы («…я ж без порции сосисок в школу вовсе не пойду!»), писала «датские» — к памятным датам — книжки, например, про историю брянской ГАИ, и в общем как-то довольно незаметно пропала с журналистского поля Брянской области. А я до сих пор почему-то вспоминаю, как на каком-то редакционном празднике Лена, встав на стул, словно в детском садике, пела: «Динь-динь-динь, колокольчик звенит, этот звон, этот звон о любви говорит…»

Продолжение следует.

Предыдущие главы:

I. Час пик. 19.08.1991

II. Вначале были «Ведомости»

III. Яйца судьбы

IV. Кукареку!

V. «Заграница нам поможет!»

VI. Путешествие дебютантов

VII. Картина маслом

VIII. Другая картина маслом

IX. Следующая картина маслом

X. Американский дедушка

XI. Последняя картина маслом

XII. Кадры решают всё